ISSUE 2-2020
INTERVIEW
Roman Temnikov
STUDIES
Петр Вагнер Аляксандр Милинкевич Pavel Havlicek
OUR ANALYSES
Томаш Якл Владимир Воронов
REVIEW
Петр Мареш
APROPOS
Ярослав Шимов


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
OUR ANALYSES
ПРАЖСКАЯ ОПЕРАЦИЯ 1945 ГОДА: НЕ ПУСТИТЬ АМЕРИКАНЦЕВ?
By Владимир Воронов | журналист, Российская Федерация | Issue 2, 2020

Пражская стратегическая наступательная операция – так её официально величают в советских и российских учебниках, – последняя операция Красной армии на европейском театре военных действий Второй мировой войны. Наименование операции может показаться чрезмерно пафосным, но она действительно решила вопрос воистину стратегический, вот только скорее не военного характера, а политического. Но именно об этой стороне дела старались никоим образом не упоминать. Да и вообще Пражскую операцию в советской литературе описывали вроде и помпезно, а по сути – никак: в тонах весьма легких и пафосных, как бы подразумевая, что после падения Берлина это было делом уже решенным и, скорее, символическим.

Так и так, мол, гитлеровцы сложили бы оружие, никуда бы не делись, но, мол, раз в Праге вспыхнуло восстание, надо было помочь… Цифра потерь – около 12 тысяч погибших бойцов Красной армии, а также солдат 2-й армии Войска Польского, 1-й и 4-й румынских армий и 1-го чехословацкого армейского корпуса, участвовавших в этой операции[1],  производила, с одной стороны, впечатление её легкости и чуть ли не воздушности. С другой – складывалось впечатление, что чуть ли не все погибли в боях именно на улицах чешской столицы, хотя это далеко не так.

Но сама тема потерь советских военнослужащих собственно в Праге – 9 мая 1945 года – вполне намеренно затуманена. И уж вовсе невозможно было в советские времена писать о том, какую роль в боях за освобождение Праги сыграли власовцы – 1-я дивизия Комитета освобождения народов России (КОНР) под командованием Сергея Буняченко (которую порой не совсем верно именуют дивизией РОА). Об участии власовцев в освобождении Праги даже и упоминать было невозможно.

Так что каноническая версия освещала операцию чисто «по-советски»: звонко, пафосно и, одновременно, предельно сухо – фронты, армии, корпуса, направления ударов, охватов, обходов и т. п. Документы Ставки относительно планирования этой операции всё ещё недоступны, а доступные же документы, по существу, мало что могут поведать нового.

Так, к 75-летию событий Министерство обороны Российской Федерации с помпой рассекретило пласт документов о Пражской операции, поистине мизерный как по объему, так и содержательно.[2] Новые рассекреченные документы не дают историкам ничего нового, вызывая лишь искреннее удивление: и это –  надо было секретить  целых 75 лет?!По сути, основным источником так и остаются …мемуары советских военачальников. Понятно, что эти свидетельства трудно отнести, мягко скажем, к разряду вполне надежных и достоверных. Никто из мемуаристов, к примеру, даже не упоминает о боях в Праге, предшествовавших входу советских войск в город, и, разумеется, даже не заикается о том, какую роль в тех событиях сыграли власовцы. Единственно, лишь генерал армии Сергей Штеменко – на тот момент генерал-полковник, начальник Оперативного управления Генерального штаба, в своем труде написал, что «надежда на прощение […] толкнула […] некоторых власовцев в Прагу в момент, когда там назревало время решительного восстания против немецких оккупантов. Они дважды приходили тогда в чешский Национальный Совет и просили принять их помощь в борьбе по обороне города от войск Шернера».[3] – Вот как, «просили»! Но их просьбу, якобы, отвергли, однако, «отчаявшись, некоторые группы власовцев кое-где по своей инициативе вступали в перестрелку с гитлеровцами».[4] Но это уже хотя бы что-то, у прочих мемуаристов и вовсе на этот счет ничего.

А вот маршал Советского Союза Родион Малиновский, командовавший тогда войсками 2-го Украинского фронта, впоследствии министр обороны СССР, вообще отказался писать мемуары, ограничившись чисто литературным  опусом о своём участии в Первой мировой: правду, мол, всё равно написать не дадут, а врать не хочу…  Однако даже и мемуары военачальников, написанные под строгим контролем ГлавПУРа, позволяют получить определенное представление о некоторых событиях.

Например, в каких условиях принималось решение о проведении Пражской операции, какие мотивы реально ставились во главу угла. Сопоставление же трудов мемуаристов позволяет порой выявить любопытные нестыковки версии, расхождения и противоречия: цензура – цензурой, равно как и вполне определенная идеологическая заданность, но заполировать всё под единый шаблон оказались не в состоянии даже казенные цензоры. Чем и попробуем воспользоваться.

Сталин: «Кто будет брать Прагу?»

Итак, С. Штеменко пишет: «Узнав о выходе наших войск на Эльбу, Верховный Главнокомандующий сказал, что пора наносить удар на Прагу, и примерно через день после встречи с американцами сам позвонил командующему 1-м Украинским фронтом Маршалу Советского Союза И. С. Коневу. Без всякого предисловия он спросил: кто будет брать Прагу?» [5] – Поскольку встреча американских и советских войск на Эльбе состоялась 25 апреля 1945 года, значит решение о броске на Прагу И. Сталин  принял не позже 26 апреля 1945 года, выдав соответствующее указание о подготовке операции, прежде всего, начальнику Генштаба генералу армии Алексею Антонову и начальнику Оперативного управления Генштаба генерал-полковнику Сергею Штеменко. Возможное подтверждение чему мы находим в журнале записей посещений И. Сталина. Там отмечено, что 26 апреля 1945 года генералы А. Антонов и С. Штеменко были у Сталина, следующий вызов генштабистов зафиксирован 28 апреля 1945 года. Затем перерыв до 2 мая 1945 года, когда генштабистов вновь вызвали к главнокомандующему.  А. Антонова буквально на 15 минут, С. Штеменко – на 25 минут[6] – явно для окончательной выверки директивы Ставки уже с конкретным расчетом сил и средств этой операции. Директива как раз и датирована 2 мая.

Сам маршал Конев подтверждает как звонок И. Сталина, так и его вопрос: «Как вы думаете, кто будет брать Прагу?»[7], датируя разговор приблизительно 29 апреля 1945 года. Вопрос, конечно, был риторическим, так что ответ «вождь народов» получил ожидаемый: маршал Конев «доложил Верховному Главнокомандующему, что, по-видимому, Прагу придется брать войскам 1-го Украинского фронта». Тут же и получил указания в кратчайший срок «подготовить и представить в Ставку свои соображения об участии войск нашего фронта в будущей Пражской операции». Как утверждал маршал, звонок из Ставки не застал его врасплох, поскольку даже в разгар боёв за Берлин «приходилось вспоминать о существовании группы Шернера, находившейся на нашем левом крыле, за пределами его, перед нашими соседями – 2-м и 4-м Украинскими фронтами». Решение же подсказывало выгодное положение войск 1-го Украинского фронта, нависавшего над Чехословакией, армии фронта «могут совершить быстрый маневр с севера на юг и нанести удар западнее Дрездена – на Прагу».[8]

Вот и генерал С. Штеменко писал, что именно «1-му Украинскому фронту удобнее других было нанести удар на Прагу по кратчайшему направлению с севера и северо-запада, отрезав тем самым пути отхода на запад пражской группировке войск».[9] Но ключевая фраза здесь: отрезать пути отхода на запад! То есть, речь шла не об освобождении как таковом, а о недопущении того, чтобы немецкая группировка сдалась именно американцам.

Не пустить американцев: политика определяет стратегию

Маршал И. Конев же, порассуждав в своих воспоминаниях о силах противника и планах сторон, ни с того, ни сего вдруг ссылается на мемуары британского фельдмаршала Бернарда Монтгомери, который писал, что «мы могли бы захватить все эти три центра раньше русских», подразумевая под этим Берлин, Вену и Прагу. Но, пишет И. Конев, «к моменту получения 1-м Украинским фронтом директивы Ставки приступить к проведению Пражской операции Берлин был уже нами взят, и Вена тоже была взята нами. Из трёх названных Монтгомери городов оставалась только Прага. И ряд документов того времени позволяет считать, что наши союзники с большой неохотой расстались с надеждами захватить этот «третий центр» раньше русских».[10]  

То есть, чисто военные задачи и мотивы – вторичны, главное, опередить союзников? Примечательно и то, сколь легко и свободно маршал Конев цитировал Б. Монтгомери, хотя советскому читателю мемуары британского фельдмаршала в принципе не могли быть доступны – их впервые-то издали на русском языке лишь в 2004 году.[11] Английским языком, как известно, И. Конев не владел (равно как и другими иностранными языками), значит,  на обязательном включении маршалом в свои мемуары перевода той цитаты Б. Монтгомери вполне предметно настояли товарищи из Главного политического управления Советской армии. Впрочем, наивно полагать, что маршал, как и основная масса прочих советских военачальников, вообще писал мемуары самолично: на то у ГлавПУРа имелись специально обученные люди.

Впрочем, что уже изначально превалировал именно политический аспект операции, в мемуарах советских маршалов и генералов не особо и скрывалось. В частности, уже названный генерал Сергей Штеменко в своём труде сообщал, что «столица дружественной нам Чехословакии занимала в планах советского Верховного Главнокомандования очень заметное место».[12] Из его же реплики, приведенной выше, следует: срочное указание И. Сталина – пора, мол, готовить взятие Праги, – дано не позже 26 апреля 1945 года именно в связи с опасением, что американские войска появятся там раньше. Конечно, вождь прямо не сказал, что американцев надо опередить, не допустив их в Прагу, но советские военачальники все поняли правильно. Впрочем, кто знает, может именно так прямо и сказал? Да кто позволил бы советским мемуаристам такое написать.

Сугубо политический аспект «неназойливо» подчеркивал и маршал И. Конев, сообщив, что если 30 апреля Верховный главнокомандующий экспедиционными силами союзников в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр «в своем письме предлагал нам установить демаркационную линию, с которой мы были в принципе согласны и которая потом действительно была установлена, то 4 мая, несмотря на уже достигнутую договоренность, Эйзенхауэр в своем новом письме к начальнику нашего Генерального штаба Антонову писал уже совсем другое: «Будем готовы продвинуться в Чехословакии, если это потребует обстановка, до линии рек Влтава и Эльба, чтобы очистить западные берега этих рек». Это дополнение фактически включало в зону действия американских войск и саму Прагу».[13]

Но советскую Ставку такой вариант никоим образом не устраивал. С. Штеменко сообщает, что «за день до перехода наших войск в наступление на Прагу маршал И. С. Конев встретился с генералом О. Брэдли – командующим 12-й американской группой армий и сопровождавшими его офицерами. Встреча прошла в дружественной обстановке. Оперативных задач, как доложил в Ставку командующий фронтом, не затрагивали. Однако американцы предложили нам помочь разгромить немецкую группировку в Чехословакии».[14]

Разумеется, маршал Конев, «поблагодарив американцев за предложение, сослался на разграничительную линию и заверил Брэдли, что группировка гитлеровских войск будет разгромлена силами советских войск, что вскоре и произошло».[15] Между тем, американцы еще 18 апреля 1945 года пересекли границы Чехословакии, выйдя на рубежи, с которых они могли достигнуть Праги за весьма краткое время. Но получили стоп-приказ.

Как написал в своих воспоминаниях сам генерал Омар Брэдли, «освобождение Чехословакии входило в задачи Красной Армии. Мы не должны были продвигаться дальше Пльзеня, города, расположенного на удалении нескольких километров от границы […]. Паттон возражал против этой остановки, доказывая, что он может дойти до Праги. Действительно, если бы главное командование союзников отменило свой приказ, он, по всей вероятности, через 24 часа оказался бы на Венцель-Сквере».[16]

Это были не пустые слова: части 90-й пехотной дивизии XII армейского корпуса 3-й армии генерала Паттона вышли тогда в район Пльзеня и находились в 70–80 км юго-западнее Праги, войска же 1-го Украинского фронта маршала Конева – в 130–150 км от Праги.

Не случайно же занять чехословацкую столицу советское командование изначально рассчитывало лишь на шестые сутки операции, начало которой было запланировано на 7 мая 1945 года. Узнав из сообщений по радио, что в Праге началось восстание, генерал Джордж Паттон, как следует из его дневниковых записей, изданных посмертно, «горел желанием поскорее прийти им на помощь и попросил Брэдли санкционировать этот марш, но получил отказ. Разведывательные подразделения Третьей армии находились в окрестностях Праги, что означало – мы продвинулись на восток дальше любой из западных армий».[17]

Более того, группа войсковой разведки из американской 16-й бронетанковой дивизии V корпуса армии Паттона 7 мая 1945 года проникла в Прагу. Об этом у советских военачальников вообще нет ни слова, хотя, безусловно, об этом они прекрасно знали – хотя бы когда сочиняли мемуары. Так что, если бы речь шла о вопросах чисто военных или оказания помощи восставшим, всё выглядело бы иначе. Но, повторюсь, во главу угла изначально была поставлена «большая политика»: решался вопрос, кто будет контролировать Чехословакию в послевоенное время, и советский вождь твердо выказал намерение решить его в свою пользу.

Маршал Советского Союза (на тот момент генерал армии) Андрей Еременко, командовавший войсками 4-го Украинского фронта, писал в своих мемуарах: «Черчилль, да и занявший к этому времени пост президента США Трумэн, принимали меры к тому, чтобы оккупировать западные области Чехии, занять Прагу и тем самым воспрепятствовать подлинному освобождению страны».[18] Надо полагать, что под «подлинным освобождением» А. Еременко понимал исключительно советизацию Чехословакии. Он тоже цитирует пресловутое послание Д. Эйзенхауэра начальнику советского Генштаба генералу Антонову от 4 мая 1945 года: «Данное заявление было сделано несмотря на то, что ранее уже были согласованы демаркационные линии».[19] Маршал Советского Союза Кирилл Москаленко, на тот момент генерал-полковник, командующий 38-й армией 4-го Украинского фронта, в своих воспоминаниях поначалу в политику особо не вдается, выдавая ритуальную фразу, что усиленная концентрация в Чехословакии крупных сил и средств противника в тот момент, когда ударные силы Красной Армии угрожали Берлину, объясняется «все тем же намерением Гитлера и его клики осуществить план своего спасения путем провоцирования «распада» антигитлеровской коалиции. А чтобы дождаться столь желаемого для них исхода войны, они, прежде всего, стремились продлить ее. Гитлеровцам казалось, что выход может быть найден, что союз государств антифашистской коалиции непрочен и распадется. Они надеялись создать в Чехословакии и Австрии с их горными массивами мощный укрепленный бастион и там выстоять».[20]

Но затем, словно устыдившись нарочитой аполитичности, советский военачальник тоже хватается за уже затасканное пресловутое послание Д. Эйзенхауэра, которое «противоречило договоренности о демаркационных линиях».[21] Так что и у него о чисто военной необходимости речи нет и вовсе: главное -  не допустить проникновения американских сил за демаркационную линию – даже и в целях содействия советским войскам. Разумеется, пишет Москаленко, «эти документы [письмо генерала Эйзенхауэра. – В.В.] отражали тайные планы определенных кругов на Западе как в отношении захвата Чехословакии и установления в ней реакционного режима, так и в части «возможного сотрудничества» с немецко-фашистским командованием в этом деле. Не приходится сомневаться в том, что подобные намерения в какой-то степени были известны гитлеровским генералам. Только этим можно объяснить отказ командующего группой армий «Центр» Шернера подчиниться подписанному в Реймсе 7 мая предварительному протоколу о капитуляции всех немецких войск».[22] За язык маршала никто не тянул, так что проговорка насчет установления в Чехословакии «реакционного режима» показательна: не дать американцам установить этот «режим», значит, устроив там свой?

Генерал армии (на тот момент генерал-лейтенант) Исса Плиев, командовавший 1-й гвардейской конно-механизированной группой 2-го Украинского фронта, безо всяких экивоков сообщал, что «сложившаяся военно-политическая обстановка диктовала необходимость быстрейшего разгрома группировки войск противника в Чехословакии и оказания своевременной помощи вооруженному восстанию пражских трудящихся».[23]  Главная фраза здесь – «военно-политическая обстановка». Какая именно?

Об этом генерал Плиев тоже поведал без лишней дипломатичности: «Интересно отметить, что в тот момент, когда советские войска заканчивали подготовку к наступлению на Прагу, американская военная миссия в Москве передала Советскому Верховному Главнокомандованию сообщение генерала Эйзенхауэра о том, что американское командование решило начать наступление в Чехословакии и выйти к рекам Эльба и Влтава, то есть, значительно дальше установленного ранее рубежа. Советское командование вынуждено было указать генералу Эйзенхауэру на недопустимость таких изменений в плакировании  межсоюзнических операций […] советское командование напомнило американскому командованию, что оно, идя навстречу пожеланиям генерала Эйзенхауэра, остановило продвижение своих войск к Нижней Эльбе на линии Висмар, Шверин, Демитц, поэтому оно надеется, что генерал Эйзенхауэр в свою очередь учтет пожелания советского командования и не допустит дальнейшего продвижения американских войск в Чехословакии».[24] И далее, сразу же после обоснования американского фактора, без перехода сообщает, что «военная и политическая [выделено мной. – В.В.] обстановка требовала ускорить начало операции».[25]

Генерал армии (на тот момент генерал-лейтенант) Дмитрий Лелюшенко, командовавший 4-й гвардейской танковой армией 1-го Украинского фронта, в своих мемуарах тоже не забыл отметить, что «правящие круги США и Англии к этому времени взяли так называемый жесткий курс по отношению к СССР» и, более того, «тогдашние наши союзники намеревались в последние дни войны оккупировать Чехословакию и ввести свои войска в Прагу».[26]

Бывший начальник штаба 4-го Украинского фронта генерал-полковник Леонид Сандалов в своих воспоминаниях заметил, что «обстановка вынуждала начать операцию немедленно. Вспыхнувшее в Праге вооруженное восстание призывало наши войска спешить на помощь восставшим».[27] Правда, и он не удержался от дежурной реплики, что «главари фашистских оккупантов в Чехии и Моравии Франк и Шернер» просто мечтали «о вступлении в Прагу американских войск».[28]

«Сохранить капиталистические порядки не дадим!»

Генерал армии (тогда генерал-полковник) Алексей Жадов, командующий 5-й гвардейской армией 1-го Украинского фронта, в своих мемуарах тоже написал, что группировка Шернера «должна была возможно дольше удержать за собой районы Западной и Центральной Чехословакии, продолжая всеми силами и средствами борьбу на восточном фронте, чтобы обеспечить себе отход на запад и капитуляцию перед американцами», для чего якобы «уже были завязаны отношения с американо-английским командованием».[29] Генерал А. Жадов тоже утверждал, что англо-американское командование «вопреки существовавшей союзнической договоренности стремилось к оккупации чехословацкой столицы и западных областей страны, намереваясь во что бы то ни стало сохранить в Чехословакии капиталистические порядки» [выделено мной. – В.В.].[30]

По сути, советский военачальник проговаривается: западные союзники не намеревались вмешиваться  в дела внутреннего устройства республики, а вот СССР эти порядки не устраивали! Иного вывода из генеральских речений и не следует. Тем паче, далее по тексту он тоже ссылается на уже набившее оскомину сообщение генерала Эйзенхауэра, где, мол, «указывалось, что американское командование решило начать наступление в Чехословакии и продвинуться до рек Эльба и Влтава, не ограничиваясь условленной линией продвижения Карлсбад, Пльзень, Ческе-Будеёвице. Это подготовлялось вопреки договоренности в планировании и ведении межсоюзных операций, и хотя внешне прикрывалось мотивами союзнической помощи, но на самом деле диктовалось желанием создать надежные условия для сохранения буржуазного строя [выделено мной. – В.В.] в Чехословакии и предотвратить капитуляцию групп армий Шернера и Рендулича советским войскам».[31] Опять-таки, проговорка  по-Фрейду: в то время, как «они» хотят сохранить строй, мы… – Далее мысль обрывается, но продолжить её несложно.

Шернер не должен улизнуть … к американцам

У генерала А. Жадова вообще много интересного можно прочесть между строк о реальных целях и задачах операции: «…Чтобы не терять времени, танковые армии переходили в наступление одновременно с общевойсковыми. […] они должны были, не ввязываясь в бои за крупные города, быстро оторваться от стрелковых войск и стремительно, на плечах противника, овладеть перевалами в Рудных и Судетских горах, выйти на территорию Чехословакии и, перерезав основные тыловые коммуникации группы армий «Центр», освободить столицу Чехословакии – Прагу. Этим мы не позволили бы группе армий Шернера, которую поставили перед дилеммой: или погибнуть – или сдаться, улизнуть от нас к американцам» [выделено мной. – В.В.].[32] – То есть, генерал Жадов открытым текстом сообщает, что основная задача – не столько освобождение  Праги как таковой, сколько предотвращение  ухода немецкой группировки к американцам.

В сочетании с занятием очередной европейской столицы: опять же, приоритет политической задачи, а не чисто военной. Здесь вновь вернемся к А. Еременко: «С выходом наших войск к Праге путь на запад войскам группы армии «Центр» оказался отрезанным», и, далее продолжает он, «удары войск 4-го Украинского фронта воспретили крупным массам войск противника сдаться в плен американцам» [выделено мной. – В.В.].[33]

Итак, наступление на Прагу было  запланировано  И. Сталиным ещё с конца апреля 1945 года, тогда же – еще в ходе штурма Берлина – маршал Конев и получил указание готовить этот удар. Окончательное решение было принято И. Сталиным не позже 1 мая 1945 года – именно в этот день маршал Конев и получил уже окончательное и внятное указание: готовиться к походу на Прагу, собственно же директива Ставки об этой операции датирована 2 мая. «План Пражской операции, – пишет С. Штеменко, –  […] окончательно был разработан к 4 мая 1945 г. Войскам 1-го Украинского фронта в этот день в 1 час 10 минут была отдана оперативная директива. В ней указывалось: «Армии правого крыла фронта переходят в стремительное наступление по обоим берегам р. Эльба в общем направлении на Прагу с целью разгромить дрезденско-герлицкую группировку противника, а танковыми армиями на шестой день операции овладеть столицей Чехословакии г. Прага». Командующему 13-й армией генералу Николаю Павловичу Пухову приказывалось прорваться через перевалы в Рудных горах и на седьмой день операции выйти на рубеж Бероуна (30 км юго-западнее Праги). Войска армии обеспечивали фронтовую операцию на случай ударов противника с запада, перекрывали пути отхода войск Шернера из района Праги на запад [выделено мной. – В.В.] и устанавливали непосредственную связь с нашими союзниками по реке Мульда и остальной демаркационной линии».[34]

Замечу, что никаким восстанием тогда ещё и не пахло, так что даже по изначальному замыслу переход в наступление на Прагу запланировали на 7 мая. Хотя бы уже потому утверждения о страстном желании И. Сталина спасти именно восставшую Прагу лишены основания: Прага значилась следующей первоочередной целью задолго до того, как там что-то полыхнуло, так что сталинская мотивация ни с каким восстанием не связана и связанной  быть не могла. Главная задача – войти в Прагу, не допустив туда  американцев. Вторая по важности задача – не допустить капитуляцию группировки Шернера именно перед американцами.

Восстание: причина или повод?

Собственно о восстании абсолютно все советские мемуаристы-военачальники пишут предельно скупо, общими штампованными фразами. И. Конев: «У восстания были свои особенности и противоречия; в нем участвовали различные социальные силы. Восстание усугубило и без того критическое положение немецких войск в Чехословакии».[35] Но, по крайней мере, маршал Конев – единственный из всех мемуаристов (!) – хотя бы признал, что Пражское восстание способствовало успеху советских войск.

С. Штеменко более пафосен: «В полдень 5 мая 1945 г. сказала свое слово Прага, подняв восстание против немецко-фашистской тирании. Об этих событиях мы узнали в 4 часа утра на следующие сутки, когда раздался телефонный звонок из чехословацкой военной миссии. Генерал Пика коротко сообщил, что 5 мая в 12 часов дня в Праге начато восстание против немецких оккупантов [выделено мной. – В.В.]. Патриоты завладели радиостанциями и призвали чехословацких солдат, полицию и население города к вооруженному выступлению. В 12 часов 30 минут в Праге развевались чехословацкие, советские и союзные флаги. Немецкие надписи и вывески срывались и заклеивались. Патриоты захватили немецкое вооружение, пулеметы и несколько пушек. Выходы из Праги были перекрыты».[36]

Из этого отрывка видно, что для советского командования восстание оказалось совершенно неожиданным и в его расчеты не входило. Далее генерал Штеменко сообщает, что новости о восстании в Праге «немедленно по телефону доложили И. В. Сталину, а последний тотчас же спросил А. И. Антонова, может ли Конев начать наступление на Прагу не 7 мая, как намечалось по плану, а немедленно. А. И. Антонов ответил утвердительно, так как срок готовности ударной группировки фронта был определен на 6 мая. Затем последовало указание И. С. Коневу о переходе в наступление 6 мая 1945 г.».[37] Всё пришлось срочно менять и корректировать на ходу, поскольку, как особо оговорился С. Штеменко, первоначально «мы полагали, […] что операция растянется по крайней мере на две недели».[38] Восстание ломало планы: товарищ Сталин не мог допустить, чтобы к приходу советских войск в Праге обосновалось какое-то там «национальное правительство», которое не он создавал и контролировал. Да ещё и обратившееся с просьбой о помощи  и к западным союзникам (имевшим реальную возможность эту подмогу оказать, находясь всего в 70 км от Праги), и, что самое страшное, – к власовцам!Прочие советские военачальники описали события избитыми штампами. Генерал Плиев: «советские воины знали, что в Праге их ждут восставшие трудящиеся».[39] И он же: «5 мая радио принесло нам известие о том, что в Праге началось вооруженное восстание против гитлеровских оккупантов. Отряды революционной гвардии и боевые группы трудящихся Праги, возглавляемые Чешским Национальным Советом, в первые же часы боев овладели частью города. Во главе восставших встали коммунисты. По инициативе коммунистов [выделено мной. – В.В.]Чешский Национальный Совет обратился по радио с призывом о помощи к союзным войскам и прежде всего к Советской Армии».[40]

Генерал Лелюшенко: «В первых числах мая на территории Чехословакии, еще остававшейся под игом немецко-фашистских захватчиков, активизировалось национально-освободительное движение. Под руководством Коммунистической партии Чехословакии [выделено мной. – В.В.] готовились вооруженные восстания в Праге и других городах».[41] Потому, мол, «перед Советским Верховным Главнокомандованием встала задача в кратчайший срок разгромить и пленить на территории Чехословакии последнюю крупную группировку фашистских войск и в самые сжатые сроки завершить освобождение Чехословакии и ее столицы от гитлеровских захватчиков».[42]

А. Еременко: «В это время в Праге и непосредственно прилегающих к ней районах началось восстание. 5–6 мая ряд стратегически важных объектов столицы Чехословакии фактически оказался в руках восставших, правда сорокатысячный германский гарнизон не сложил оружия. Во главе восставших масс стояли коммунисты [выделено мной. – В.В.]. Командование фронтом получило радиограмму от руководителей восстания с просьбой оказать как можно скорее помощь пражанам».[43]

К. Москаленко: «В те дни чехословацкий народ, воодушевленный успешным наступлением Красной Армии, активизировал борьбу против захватчиков, за свободную, демократическую Чехословакию. В Праге вспыхнуло народное восстание. Это мешало осуществлению замыслов гитлеровцев, и они бросили крупные силы на разгром восставших. Положение пражан стало критическим. Столица Чехословакии взывала о помощи».[44] – Удивительно, но про руководящую  роль коммунистов у Москаленко тут нет ни слова.

Арифметика по-советски

Но политика – политикой, а военные, стараясь особо не вдаваться в её дебри, как им и положено, решали задачи военные. Потому небезынтересна их оценка сил противника. С. Штеменко, отделавшись общими фразами, данных о немецкой группировке не привел. Маршал Конев так оценивал группу армий «Центр» генерал-фельдмаршала Шернера: «до пятидесяти полнокровных дивизий и шесть боевых групп, сформированных из бывших дивизий».[45] Он же присовокупил сюда еще пять дивизий 7-й германской армии, противостоявшей союзникам в Западной Чехии, а также группы армий «Австрия» и «Юг», находившиеся, соответственно, в Австрии и Югославии – это еще «более тридцати дивизий».[46] Конечно, маршал прекрасно понимал, что впихивать сюда силы, противостоявшие американцам и дивизии в Австрии и Югославии, это уж совсем явный перебор. Но ведь ему надо было показать, что «Пражская операция отнюдь не носила символического характера, как это иногда пытаются изобразить на Западе. Нам предстояла серьёзная борьба с большой группировкой вооруженных сил Германии».[47] Однако по части наибольшей фантазии отличился А. Еременко, который даже у советских историков имел репутацию, мягко скажем, великого вруна. «Надо сказать, что на территории Чехословакии враг все еще располагал довольно значительными силами, – сообщал А. Еременко. – Он имел 62 пехотных, 16 танковых и моторизованных дивизий, 35 отдельных полков, 120 отдельных батальонов (900 тыс. человек), более 9700 орудий и минометов, свыше 2200 танков, около тысячи самолетов».[48] С количеством дивизий у Шернера А. Еременко загнул как-то уж совсем чрезмерно: по нему выходит, что их было аж 78.

Но его же начальник штаба генерал Л. Сандалов пишет, что «в Пражской наступательной операции трем нашим Украинским фронтам противостояла вражеская группировка, имевшая в своем составе 65 дивизий, 3 бригады и 15 отдельных полков».[49]  

Генерал А. Жадов уточнил: в группе армий «Центр» было не  62 пехотных и еще 16 танковых и моторизованных, а всего 62 дивизии, «в том числе [выделено мной. – В.В.] 16 танковых и моторизованных».[50] Правда, А. Жадов тоже добавляет и те же «35 отдельных полков и 120 отдельных батальонов». Всего на вооружении группировки Шернера «имелось 9700 орудий и минометов, 2200 танков и штурмовых орудий (Еременко же «скромно» числит всю немецкую бронетехнику только по разряду танков, столь нехитрым способом увеличивая ударную мощь германских войск, хотя на деле всё обстояло несколько иначе. – В.В.), около 1000 боевых самолетов».[51] Правда, приводя численность германских войск, генерал Жадов сообщает, что предстояло «разгромить миллионную группировку немецко-фашистских войск Шернера, уходящую из Чехословакии».[52]  

К. Москаленко, не вдаваясь в детали, тоже пишет про 62 немецкие дивизий, в том числе 13 танковых и три моторизованных. При этом отмечает, что «даже во время Берлинской операции ни одно из этих соединений не было переброшено из Чехословакии для обороны столицы Германии»[53], но о причинах этого ничего не сообщает.

Отгадку находим у А. Еременко, обмолвившегося, что, несмотря на эту формально значительную мощь, у немцев, «конечно, запас горючего и отчасти боеприпасов был ограниченным».[54] Проще говоря, танки – без горючего, а иные – и без боеприпасов…

Генерал И. Плиев пишет, что «Группа армий «Центр» и главные силы группы армий «Австрия», действовавшие в Чехословакии, насчитывали около миллиона человек».[55] Но больше всех немцев оказалось у Д. Лелюшенко: «Находившаяся там группа армий «Центр» насчитывала 1 млн. 200 тыс. солдат и офицеров».[56] А вот справочник под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева (замеченного в заведомом завышении как сил, так и потерь противника) утверждается: в ходе наступления трех фронтов «была ликвидирована 860-тысячная группировка войск противника, продолжавшая сопротивление после подписания акта о капитуляции».[57] То есть, немецкая группировка была вовсе не миллионная и, тем паче, не в 1 млн. 200 тыс. человек.

При этом какие силы брошены на её разгром, советские мемуаристы дружно обходят молчанием, хотя эти цифры и в советские времена вовсе не были секретными. По тому же справочнику Кривошеева выходит, что с советской стороны в операции участвовало 151 дивизия, 18 бригад (6 отдельных танковых; 5 отдельных самоходно-артиллерийских, 7 отдельных стрелковых), 14 танковых и механизированных корпусов. А всего 2 028 100 солдат и офицеров (в том числе, Войска польского, двух румынских армий и чехословацкого корпуса).[58] То есть, по количеству частей и соединений перевес в пользу советских войск был примерно в 2,75 раза, а по численности личного состава – в 2,35 раза. Однако бывший командующий войсками 4-го Украинского фронта А. Еременко, явно прибедняясь, сообщал, что «силы Красной Армии […] имели лишь незначительное превосходство в личном составе, артиллерии и авиации, а в танках даже уступали противнику».[59] Теперь откроем генерала А. Жадова и читаем: «Общее превосходство над противником в силах было в нашу пользу. На направлении главного удара оно составляло: по живой силе – в три, по танкам – более чем в два с половиной, а по артиллерии в восемь раз…».[60]

Стоит добавить, что по боевым самолетам превосходство Красной армии формально было трехкратным, на деле – ещё большим: германские самолёты летать фактически уже не могли – не было горючего… Но это уже иная тема, равно как подсчет трофеев и пленных, доставшихся Красной армии. Здесь мемуаристы зачастую противоречат друг другу, а их показания не всегда стыкуются между собой, да и число пленных, как ни странно, кардинально, в разы больше взятого количества стрелкового оружия, вооружения вообще. Чем это объясняется, никем из них так никогда пояснено не было. Возможно, в реальности дела обстояли далеко не так блестяще, как их пытались представить мемуаристы и официальные историографы?

Не случайно Кирилл Москаленко в своих мемуарах сделал такое признание: «В целом события проходили не так, как было предусмотрено планом. Войска 2-го Украинского фронта не успели подойти с юга и не замкнули своевременно кольцо вокруг всей действовавшей там вражеской группировки. Тем не менее, значительная ее часть, находившаяся в «мешке» и теснимая с трех сторон, подверглась разгрому. Только ее остаткам – без тяжелого вооружения, транспорта и тылов – удалось уйти через заболоченную пойму Моравы, южнее г. Оломоуц».[61] Сколь велики были те «остатки», военачальник не сообщил. Столь же характерно и умолчание советских военачальников о боях собственно в Праге: в лучшем случае, в их мемуарах нашли отражение лишь сугубо отдельные и разрозненные эпизоды. Ни один из мемуаристов не привел данных и о советских потерях при взятии Праги. Так и нечего было сообщать, поскольку  боёв в Праге, по сути, 9 мая 1945 году уже и не было, основные сражения на улицах города имели место несколькими днями ранее. Разве лишь только генерал А. Жадов озвучил совершенно уж фантастическую цифру, сообщив, что «в ходе Пражской наступательной операции […] во имя свободы и счастья чехословацкого народа отдали свои жизни около ста сорока тысяч советских воинов»![62]

Но, так или иначе, о многом умолчав (и немало исказив), советские военачальники-мемуаристы так и не смогли скрыть главное: приоритет политических целей и задач Пражской операции над военными. Контроль над чехословацкой столицей необходим был Сталину, прежде всего, для создания своего плацдарма в сердце Европы и, разумеется, предстоящей советизации республики.


[1] Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. М., 2001, с.308.

[3] Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1989. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/shtemenko/29.html

[4] Там же.

[5] Там же.

[6] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924 – 1953). Справочник. М., 2008, сс. 452 – 453.

[7] Конев И. С. Сорок пятый. Изд. 2-е, испр. И доп. М., 1970. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/konev_is2/text.html#t5

[8] Там же.

[9] Штеменко С. М. Указ соч.

[10] Конев И. С. Указ. соч.

[11] Монтгомери Б. Л. Мемуары фельдмаршала Монтгомери виконта Аламейского. Пер. с англ. М., 2004.

[12] Штеменко С. М. Указ. соч. 

[13] Конев И. С. Указ. соч. 

[14] Штеменко С. М. Указ. соч. 

[15] Штеменко С. М. Указ. соч. 

[16] Брэдли О. Н. Записки солдата. Пер. с англ. М., 1957. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/usa/bradley/23.html

[17] Паттон Дж. Война, какой я ее знал. Пер. с англ. М., 2002. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/usa/patton/10.html

[18] Еременко А. И. Годы возмездия. 1943 – 1945. 2-е изд. М., 1985. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/eremenko_ai3/14.html

[19] Там же.

[20] Москаленко К. С. На юго-западном направлении. 1943 – 1945. Воспоминания командарма. Кн. II. М., 1973. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/moskalenko-2/18.html

[21] Там же.

[22] Там же.

[23] Плиев И. А. В боях за освобождение Румынии, Венгрии, Чехословакии. Орджоникидзе, 1971, с. 155.

[24] Там же, с. 156.

[25] Там же.

[26] Лелюшенко Д. Л. Москва-Сталинград-Берлин-Прага. Записки командарма. Изд. 4-е, испр. М., 1987. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/lelyushenko_dd/09.html

[27] Сандалов Л. М. После перелома. М., 1983. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/sandalov_lm3/10.html

[28] Там же.

[29] Жадов А. С. Четыре года войны. М., 1978. Электронная версия: http://militera.lib.ru/memo/russian/zhadov_as/09.html

[30] Там же.

[31] Там же.

[32] Там же.

[33] Еременко А. И. Указ. соч.

[34] Штеменко С. М. Указ. соч.

[35] Конев И. С. Указ. соч.

[36] Штеменко С. М. Указ. соч.

[37] Там же.

[38] Там же.

[39] Плиев И. А. Указ. соч., с. 157.

[40] Там же, с.151, 153.

[41] Лелюшенко Д. Л. Указ. соч.

[42] Там же.

[43] Еременко А. И. Указ. соч.

[44] Москаленко К. С. Указ. соч.

[45] Конев И. С. Указ. соч.

[46] Там же.

[47] Там же.

[48] Еременко А. И. Указ. соч.

[49] Сандалов Л. М. Указ. соч.

[50] Жадов А. С. Указ. соч.

[51] Там же.

[52] Там же.

[53] Москаленко К. С. Указ. соч.

[54] Еременко А. И. Указ. соч.

[55] Плиев И. А. Указ. соч., с. 155.

[56] Лелюшенко Д. Л. Указ. соч.

[57] Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. М., 2001, с. 308.

[58] Там же.

[59] Еременко А; И. Указ. соч.

[60] Жадов А. С. Указ. соч.

[61] Москаленко К. С. Указ. соч.

[62] Жадов А. С. Указ. соч.

Print version
EMAIL
previous БОИ КРАСНОЙ АРМИИ 9 МАЯ 1945 ГОДА В ПРАГЕ |
Томаш Якл
ПРОШЛОЕ, СОВРЕМЕННОСТЬ И БУДУЩЕЕ СОГЛАСНО ВВП |
Петр Мареш
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.