ISSUE 1-2004
INTERVIEW
Александр Куранов
STUDIES
Сергей Маркедонов Григорий Голосов Ярослав Шимов Александр Куранов
RUSSIA AND ITS NEIGHBOURS
Ирина Клименко  & Ростислав Павленко Юрий Шевцов Томаш Шмид
OUR ANALYSES
Юрий Шевцов
REVIEW
Вацлав Рамбоусек
APROPOS


Disclaimer: The views and opinions expressed in the articles and/or discussions are those of the respective authors and do not necessarily reflect the official views or positions of the publisher.

TOPlist
STUDIES
ЛИБЕРАЛИЗМ – ИДЕОЛОГИЯ НЕ ДЛЯ РОССИИ? ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЙ РОССИЙСКИХ ЛИБЕРАЛОВ
By Ярослав Шимов | историк и журналист | Issue 1, 2004

Фантазии «гнилых» интеллигентов
     Менее 8 процентов голосов – столько набрали «на двоих» две российские либеральные партии, Союз правых сил и «Яблоко», на декабрьских выборах в Госдуму. Ни одна из них, как известно, не преодолела 5-процентный барьер. В марте на президентских выборах единственный либеральный кандидат, Ирина Хакамада, получила еще меньшую поддержку – за нее проголосовали около 4 процентов избирателей. Эти поражения – одни из самых болезненных, но далеко не первые в истории постсоветского либерализма1. Более того, заметных успехов на выборах в России либералы не добивались практически никогда. Исключением можно считать разве что 15,2% голосов, полученных «Выбором России» Егора Гайдара на первых думских выборах, в декабре 1993 года. Но и этот «успех» меркнет, если учесть, что победу тогда праздновала ЛДПР Владимира Жириновского, а третьими к финишу пришли коммунисты, отстав от «Выбора России» всего на 3%.
     Итак, простая электоральная арифметика свидетельствует, что пылкой народной любовью либералы в России на рубеже ХХ – XXI веков не пользовались. (Антикоммунистическое движение 1989 – 1991 гг., действительно имевшее широкую поддержку, было именно антикоммунистическим, но не либеральным; из его среды вышли политики, оказавшиеся позднее по разные стороны баррикады – Ельцин и Руцкой, Гайдар и Хасбулатов...). А вот заметным политическим влиянием либералы располагали на протяжении почти всего постсоветского периода, особенно в начале и середине 90-х. Это позволяет их противникам и сегодня винить «так называемых демократов» во всех бедах страны. Что же такое современный российский либерализм и в чем причины его поражений и непопулярности?
     Прежде всего нужно отметить, что либерализм в России издавна воспринимался значительной частью общества как идеология интеллигентская. Хотя историческая роль русской интеллигенции – предмет бесконечных дебатов в самой же интеллигентской среде, трудно отрицать очевидное: с момента своего появления интеллигенция в России была зажата между «народом», т.е. малообразованными и неполноправными классами и сословиями русского общества, и «властью», т.е. его традиционной дворянско-бюрократической, а после большевистской революции – «разночинно-бюрократической» элитой. Интеллигенция пыталась то подогнать народ под свои идеалистические представления, во многом навеянные западными социальными и философскими теориями, то достучаться до власти, чтобы «очеловечить» ее и сделать более просвещенной.
     При этом сама интеллигенция стремилась к власти и одновременно боялась ее, как боятся всего неизведанного. Это было во многом обусловлено специфической природой правящей элиты в России, которую современный социолог Алексей Левинсон характеризует так: «Российская верховная власть (и в досоветские, и в советские, и в постсоветские времена) всегда была в смысле политической окраски «никакой» – ни левой, ни правой, ни либеральной, ни консервативной – хотя непременно казалась одной из них. Но, оставаясь всегда собою, она при себе всегда держала в качестве двух ресурсов две партии двора (они же – две оппозиции, они же – две опоры). Названия их менялись, к одной часто применялось название «западнической», к другой – «почвеннической», но это верно не для всех времен... Обе эти партии опираются каждая на свои пласты в национальной культуре, соответственно на свои представления о национальной истории, об устройстве мира, о месте России в нем и пр. Их репрезентируют собственные ментальные и художественные стили, собственные дискурсы»2.
     Таким образом, либеральная интеллигенция (так же, впрочем, как и интеллигенция «реакционная», почвенническая) нередко оставалась при власти, так ни разу толком и не побывав у власти. Не стала исключением и переломная эпоха конца 80-х – начала 90-х гг. минувшего века, когда именно интеллигенция попыталась сыграть роль мотора «четвертой русской революции» – перехода власти от коммунистов к «так называемым демократам». Очень характерно, что наиболее заметными фигурами в либеральном движении стали именно люди, находившиеся при советской, коммунистической власти, но в разное время и по разным причинам с ней разошедшиеся, – академик Андрей Сахаров и молодой экономист Егор Гайдар. Однако политическим лидером «демократов», надеждой и опорой либеральной интеллигенции стали не они, а человек, который все-таки побывал у власти и познал ее, – Борис Ельцин. И это во многом предопределило судьбу интеллигенции и либеральной идеологии в России в 90-е годы.

Не так, как в Центральной Европе
     Сравнивая ситуацию в России с другими странами Центральной и Восточной Европы, отказавшимися от коммунизма, нужно отметить, что там тоже были свои сахаровы и гайдары3, появились и свои ельцины4 – но соотношение сил между ними оказалось качественно иным. Если в Польше и Чехии, Венгрии и странах Балтии бывшие функционеры коммунистических партий учились играть по правилам, установленным новой либеральной элитой и поддерживающим ее большинством общества, то в России именно выходцы из прежней, советской элиты, люди наподобие президента Ельцина, его премьеров Силаева, Черномырдина и Примакова, секретаря Совета безопасности Скокова, главы Совета федерации Строева и проч. определяли «старый новый» курс России и правила политической игры на ее поле. Радикальной смены элит в постсоветской России не произошло, и либеральная интеллигенция, по большому счету, снова оказалась не у власти, а при власти. Отсюда та легкость, с которой выпали из кремлевской обоймы в середине 90-х люди, олицетворявшие поначалу «новую» власть и составлявшие политический костяк либералов – Гайдар, Бурбулис, Филатов, Шахрай, Попов... Пожалуй, единственным исключением в этом ряду может быть назван Анатолий Чубайс, но это действительно случай из ряда вон выходящий: такое политическое чутье и такая железная хватка, как у Чубайса, встречаются очень нечасто.
     Либеральная идеология разделила судьбу своих высокопоставленных носителей – она стала заложницей политической ситуации и служанкой «новой старой» элиты, ведущие позиции в которой заняли представители второго-третьего эшелона элиты прежней, советской. Положение при власти, с почти неограниченным доступом к ее благам, но с сильно ограниченным – к ключевым политическим решениям, не оставляло либералам достаточного пространства для маневра. Власть, оставаясь по своему обыкновению идеологически «никакой», делала то либеральные, то антилиберальные, то опять-таки «никакие» шаги – а либералы продолжали решать неразрешимую задачу: как сохранить верность своей идеологии, не изменяя при этом власти, которую они словно по инерции продолжали считать своей, хотя «их» она не была уже изначально. До отставки президента Ельцина можно было считать это явление следствием воздействия его личности, к которой большинство либералов испытывало если не пиетет, то хотя бы ностальгию по, перефразируя классика, «дней Борисовых прекрасному началу». Однако после «воцарения» Владимира Путина выяснилось, что дело не в том, кто находится в Кремле. Проблема заключалась в самих российских либералах, которые (за исключением ярких, любопытных, но маргинальных в политическом смысле личностей вроде Валерии Новодворской или покойного Сергея Юшенкова) слишком привыкли к сидению на двух стульях, к позиции «мы за президента, но...» (или наоборот: «хоть и..., но все-таки мы за президента»).
     В России не возникло ни одной сколько-нибудь влиятельной партии или движения, основанных на либеральной идеологии как таковой и не решающих в муках и терзаниях вопроса «на каких условиях мы все-таки готовы поддержать власть». Сама по себе такая постановка вопроса вполне оправданна. Проблема лишь в том, что у российских либералов зависимость от власти, от «колебаний генеральной линии» быстро приобрела какой-то болезненный характер. Либералы оказались не готовы вести полноценную публичную политику, хотя бы такую, какую вели их основные противники в 90-е годы – коммунисты. Оказавшись в традиционном для русской интеллигенции положении между «народом» и «властью», либералы сделали однозначную ставку на власть, на кабинетную политику, на борьбу не столько за избирателей, сколько за «главного избирателя» – президента, вначале Ельцина, затем Путина.
     На определенном этапе не избежало этих метаний и «Яблоко» Григория Явлинского – наверное, все-таки самая последовательная из российских либеральных партий, познавшая вкус «нормальной» публичной политики и ближе других подошедшая к стандарту политической партии как таковой, т.е. большой структурированной группы людей, объединенных общими убеждениями и представляющих интересы определенных социальных слоев и групп. Беда «Яблока» заключалась, однако, в том, что этот социальный слой в данном случае оказался чрезвычайно узким: Явлинский и его соратники опирались в основном на леволиберально настроенную часть интеллигенции, преимущественно гуманитарной. Отсюда – печальная судьба «Яблока» как партии и Явлинского как «вечного» кандидата в президенты. Однозначно негативную роль сыграло и чрезмерное честолюбие лидера «яблочников», который со времен своего краткого пребывания в составе российского правительства в 1990 году, кажется, навеки сжился с имиджем «самого умного», но и самого «обиженного» политика, которому нужно всё – или ничего.
     Впрочем, другие продукты либерального партстроительства ждала еще менее завидная участь, чем «Яблоко». Гайдаровский «Выбор России» был первой попыткой создать партию власти. Но эта попытка оказалась неудачной. Партия власти в России не могла быть последовательно либеральной, поскольку таковой не была сама власть – по причинам, уже описанным выше, т.е. из-за отсутствия радикальной смены элит. Нужно учесть также, что партия власти как таковая может существовать лишь до тех пор, пока она успешна, пока побеждает – ведь власть на то и власть, чтобы побеждать, в противном случае властью становится оппозиция. Именно неумение побеждать погубило целую череду партий власти ельцинской эпохи – «Выбор России», «Наш дом – Россия», наконец, «Отечество – Вся Россия». И именно победа – неважно, каким способом она достигнута – держит на плаву нынешнюю «Единую Россию». Зато Союз правых сил, еще одна попытка создать нечто жизнеспособное на праволиберальном участке российской политики, был обречен изначально. Ведь, в отличие от «Выбора России», он задумывался перед думскими выборами 1999 года даже не как партия власти, а как ее дублер, либерализованный вариант путинского «Единства» – для остатков среднего класса, не сожранных дефолтом-98, и «продвинутой» городской молодежи. СПС оказался – прошу прощения за грубое сравнение – сродни презервативу: свою функцию выполнил, но только один раз. Его лидеры, впрочем, этого не поняли, за что и поплатились в 2003 году.
     Либеральная партия никогда не смогла бы стать партией власти как раз потому, что не сумела бы победить – именно в силу изначально низкой популярности либеральных идей в России. Точнее – в силу сомнений значительной (и быстро росшей по мере осуществления либеральных реформ) части общества в том, что либерализм предлагает верные рецепты вывода страны из кризиса. В том, что демократия, частная собственность, прощание с имперскими амбициями, прозападная ориентация – верный путь для России. Сомнения эти появились очень быстро. Вот как описывает обстановку в обществе к концу уже первого года реформ коллектив авторов книги «Эпоха Ельцина» – бывшие помощники и спичрайтеры первого президента России: «По данным опросов, в конце 1992 года за реформы выступало 60% респондентов, однако по меньшей мере половина из них была против приватизации»5. А ведь приватизация – один из столпов либеральных реформ и вообще посткоммунистических преобразований! И далее: «В головах у людей царил хаос, исключением не были и депутаты законодательных органов, растерянные ничуть не меньше своих избирателей. Многие мечтали о возвращении к привычным прежним нормам повседневной жизни, когда всё решалось с помощью приказа или распоряжения»6.
     Здесь, видимо, и кроется причина, с одной стороны, неудач российского либерализма, а с другой – отличия пути посткоммунистической России (и ряда других стран СНГ) от пути, избранного после 1989 – 1991 гг. большинством стран Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), в том числе бывшими республиками советской Прибалтики. Вот что пишет о последних американский исследователь балтийского региона Марк Бейссингер: «На самом деле в балтийских обществах отсутствовали многие благоприятствующие демократии, рынку и стабильности ценностные ориентации. Но зато в полной мере присутствовали терпимость к слабостям демократии, разрушительному действию рынка... Эта терпимость, порожденная сильнейшим желанием «вернуться в Европу», которое лежит в основе балтийских идеологий государственного строительства, и объясняет нам, почему балтийские государства достигли таких успехов, в то время как другие постсоветские страны погрязли в трясине нерешительности, неопределенности целей и пртиворечиях»7. В России на всем протяжении постсоветского периода не было ни такой терпимости, ни такого стремления. Болезненные либеральные реформы воспринимались большинством общества как бессмысленное и незаслуженное мучение, некий дьявольский эксперимент, который ставит над Россией кучка молодых кабинетных теоретиков, попавших под покровительство президента, быстро терявшего былую популярность... В результате на роль оппозиции в России, в отличие от ЦВЕ, уже в 1992 – 1993 гг. выдвинулись не умеренные социалисты и реформированные экс-коммунисты, не отрицавшие необходимости реформ, но предлагавшие иной их вариант8, а силы реванша – радикальные коммунисты и националисты.

Минусы «западничества»
     Прозападная ориентация – то, что представляет собой в глазах большинства жителей ЦВЕ несомненный плюс либеральных сил соответствующих стран – для российского общества вот уже 10 – 11 лет является скорее минусом. Западнический пафос Гайдара, Чубайса, Явлинского, Хакамады идет вразрез с настроениями немалой части общества, для которой Россия имела и имеет ценность прежде всего как инициатор некоего глобального цивилизационного проекта – неважно, православно-монархического, мессианско-коммунистического или какого-то иного. «Презренное» материальное, консьюмеристское благополучие, место пусть даже крупной и довольно влиятельной, но всего лишь одной из стран евроамериканского мира совершенно не устраивает носителей такого (условно назовем его традиционалистским) дискурса. Многие либералы поэтому приобрели в глазах этой части общества репутацию «прислушников Запада», «агентов влияния» и «могильщиков России», ограничивающих ее суверенитет и навязывающих стране «внешнее управление» – систему, при которой судьба России решается за ее пределами9. Вот как формулирует суть подобных претензий модный ныне в определенных кругах политолог Станислав Белковский: «...”Чудо демократии” обесценилось уже к 1993 году, когда стало ясно, что новый режим отнюдь не принес российскому народу бесплатного и бессрочного счастья. Религия американских ценностей быстро и жестоко разочаровала россиян, но внешнее управление сохранилось – и сохраняется до сих пор... Для большей части политико-экономической элиты линия Вашингтона по-прежнему остается главным источником мудрости и критерием истины»10. Неважно, какова истинность таких утверждений – важно, что подобные взгляды получили в России весьма широкое распространение. В этом есть и вина самих либералов.
     Несомненно, на политическую судьбу либерализма в России оказал влияние ход реформ 90-х гг. Если в Польше Лешек Бальцерович провел в начале 90-х «шоковую терапию», то «русского Бальцеровича» Егора Гайдара едва ли не с момента его появления во главе кабинета реформаторов стали обвинять в том, что он подвергает Россию «шоку без терапии». Одной из причин такого отношения стала уже упомянутая неочевидность для российского общественного сознания неизбежности либеральных реформ как таковых. Другой – способ осуществления преобразований, уникальный для российской истории и совершенно противоположный русскому образу мышления: «...Речь шла не столько о системе определенных экономических мер, но о масштабном социальном переломе – социальной революции, вызванной резким, обвальным сокращением обязательств и полномочий государства»11. Между тем «в основе демократической концепции «реформы», как она сформировалась в политической борьбе 1989 – 1991 годов, лежала идея управляемой трансформации экономической системы, при которой все лучшее, все основные ценности и стоимости старой системы с некой коррекцией, но все же конвертируются в системе новой»12. Иными словами, умеренные реформаторы вроде Явлинского мечтали о революции сверху, Гайдар же принес просто революцию, обвал, практически полный отказ государства от своей патерналистской роли.
     С одной стороны, общество не было готово к этому, с другой – зимой 1991 – 1992 гг., когда гайдаровская команда приступила к реформам, никакая революция сверху уже не была возможна. Ведь, как позднее писал сам Гайдар, в экономической сфере в последние годы существования СССР «единственно возможный осмысленный путь – попытаться сформировать предпосылки постепенного эволюционного поворота экономики на западный путь развития. И сделать это до того, как социалистическая экономика войдет в фазу саморазрушения»13. Но именно это не получилось у правительства Горбачева – Рыжкова, которое сдало дела «демократам» тогда, когда саморазрушение уже шло полным ходом. Либералы пришли не в свой черед: видимо, куда более органичной и естественной для России была бы постепенная реформа нэповского (или, если угодно, китайско-венгерского) типа под «чутким» руководством верховной государственной власти. Либеральные преобразования могли бы быть ее продолжением, вторым этапом трансформации – а оказались первым, поскольку ни на какой «новый нэп» советское руководство в 1985 – 1991 гг. не решилось. Горбачев не стал ни советским Дэн Сяопином, ни русским Яношем Кадаром, а скорее лишь менее трагическим повторением Николая II.
     Ну и, конечно, нельзя забывать и о катастрофических просчетах самих либералов. О телеге, поставленной впереди лошади – то есть либерализации цен, начатой без и вне непосредственной связи с приватизацией собственности. О самой приватизации, осуществленной в значительной степени в интересах «новой старой» правящей элиты. О чрезмерно тесных связях многих либеральных политиков с «пеной», образовавшейся на гребне волны гайдаровских реформ, – новой компрадорской буржуазией, за ведущими представителями которой быстро закрепилась кличка «олигархи», и ее «сиамским близнецом» – коррумпированной бюрократией. Тот же Гайдар – один из наиболее честных и последовательных российских либералов – уже в середине 90-х четко осознавал опасность: «Главный вопрос – какой капитализм мы получим: бюрократический, коррумпированный, где острое социальное неравенство порождает волны социально-политической нестабильности, или цивилизованный капитализм, подконтрольный обществу. Именно этот выбор, как мне кажется, будет стержневым в российской политике на ближайшие годы»14. К концу ельцинской эпохи этот выбор был сделан – увы, в пользу первого варианта.

Смерть либерализма?
     Первый президентский срок Владимира Путина в этом отношении к кардинальным переменам не привел. Основным содержанием этих лет (2000 – 2004) стала замена федералистско-олигархической политической модели, характерной для времен «позднего» Ельцина, моделью авторитарно-централистской. Экономический «базис» (если пользоваться марксистской терминологией) при этом остался неизменным – тот самый бюрократический капитализм. Перемены, происходящие при Путине, касаются главным образом перераспределения собственности и политического влияния между группировками «новой старой» элиты. Положение либералов – этого, как мы выяснили, «бесплатного приложения» почти к любой российской власти – при этом заметно ухудшилось. Хотя в результате хитроумных кабинетных комбинаций некоторые их представители – впрочем, далеко не столь выразительные, как прежде – удерживают позиции при власти (Чубайс15, Греф, Кудрин, Христенко, в какой-то степени даже новый премьер-министр Фрадков), в целом либералы окончательно превращаются в маргинальную группу.
     Их функция – отчасти техническая (все-таки провести те непопулярные реформы, которые являются неизбежными даже в рамках путинской авторитарно-бюрократической модели развития России), отчасти декоративная, определенная двойственным положением президента Путина и его режима, о котором говорит социолог Ольга Крыштановская: «Он понимает, что Запад надо соблазнять, что Западу надо все время нравиться, поэтому он кокетничает... Экономический рост – это вещь, которая ему абсолютно необходима. С другой стороны, давление собственной корпорации, которая хочет установления и поддержания сильного контроля со стороны государства, приводит к тому, что политика раздваивается и становится внутренне противоречивой: для Запада – либерал, а для своих – авторитарный царь»16. Немногочисленные либералы, остающиеся при власти, и будут, очевидно, играть роль виньеток, украшающих одну из сторон медали под названием «путинский режим». Но логики развития этого режима они не в состоянии изменить. А логика эта далека от либеральной: «...Демократы были честнее (чем нынешняя правящая каста, состоящая в основном из представителей силовых структур – Я.Ш.) – они признавали общие правила игры. Если ты проиграл, то должен уйти. И демократы ушли. Их можно упрекать в нечестности в отдельных моментах, но глобально они играли по правилам. Даже Ельцин сам подал в отставку, когда ему объяснили, что он мешает. Нынешняя же силовая элитная группа этих правил не признаёт. Для них выборы не являются тем механизмом, который может отстранить их от власти. И в этом заключается громадная опасность»17.
     Итак, российский либерализм умер? И да, и нет. Умер – потому, что мертвы иллюзии либералов первой волны о возможности быстрого построения в России «цивилизованного» капитализма. Потому, что политическая позиция самих либералов и практика реформ, задуманных и вдохновленных ими в 90-е годы, привели к долговременной дискредитации в России либерализма как идеологической доктрины. Наконец, потому, что у либералов нет новых харизматичных и непримелькавшихся лидеров. Но либерализм жив – потому, что при всей ограниченности и незаконченности процесса смены элит в постсоветской России одним из результатов либеральных реформ все-таки стала определенная социальная подвижность, позволяющая со временем, лет через 10 – 15 (при удачном стечении обстоятельств – и несколько раньше) надеяться на постепенное внедрение в структуру правящей элиты все большего числа представителей совсем иного поколения. Это те, кто родился в конце 60-х – начале 70-х гг. и чья ранняя молодость пришлась как раз на годы либеральных преобразований. Последнее вовсе не означает преданности данного поколения либеральным идеям, но означает определенную привычку к индивидуализму и личной ответственности, неотягощенность психологическим наследием советской эпохи, прагматизм и технократизм. Представляется, что именно это поколение сможет сделать в России примерно то же, что сделала в 60-е – 70-е гг. минувшего века похожая генерация молодых технократов во франкистской Испании: придать новый импульс экономическому развитию страны и подготовить почву для более глубоких реформ, в том числе политических.
     Все это, конечно, окажется возможным лишь в том случае, если нынешний российский режим, а вместе с ним и вся страна, не надломится под грузом тех многочисленных проблем, которые он пока, судя по всему, намерен не решать, а лишь консервировать.


1 Под либерализмом мы понимаем идеологию, важнейшими элементами которой являются: представление о самоценности каждой человеческой личности и ее неотъемлемых гражданских правах и свободах; «функционализм» по отношению к государству, которое представляется либералам не более чем инструментом обслуживания интересов и защиты прав его граждан; приверженность принципу экономической свободы, критическое отношение к дирижизму – различным формам государственного вмешательства в хозяйственные процессы и др. В постсоветской России неотъемлемыми составными частями либеральной идеологии являются также прозападная ориентация и ярко выраженный антикоммунизм, антифашизм и антинационализм.
2А.Левинсон. Премьер-орел, премьер-решка... // Полит.ру, 1.03.2004 http://www.polit.ru/publicism/country/2004/03/01/levinson.html
3Например, в Чехии неким аналогом первого может считаться экс-президент Вацлав Гавел, второго – бывший премьер-министр, «отец» чешской приватизации и нынешний президент республики Вацлав Клаус.
4Достаточно взглянуть на нынешнее руководство Польши – президента Александра Квасьневского и премьер-министра Лешека Миллера, оба в прошлом – видные функционеры ПОРП.
5Цит. по чешскому изданию: Jelcinova epocha. Od Gorbacova k Putinovi: Obrazy z modernich dejin Ruska. Praha, 2003. S. 151.
6Там же.
7Страны Балтии и Россия: общества и государства. Сборник статей. Редакторы-составители Д.Фурман, Э.Задорожнюк. М., 2002. С. 311 – 312.
8Эта роль на российской политической сцене досталась «Яблоку» и ряду демократических организаций-«однодневок» вроде Партии российского единства и согласия С.Шахрая, Демократической партии Н.Травкина, движения «Реформы – новый курс» В.Шумейко и других структур, сами названия которых уже почти стерлись из памяти общества.
9В действительности концепция государственного суверенитета – одна из наиболее сложных и запутанных проблем современного международного права. Ясно, что в условиях глобализации экономики прежние представления о суверенитете как безусловной самостоятельности и свободе решений и действий отдельного государства явно устарели. К примеру, обладает ли таким суверенитетом самая могущественная держава мира – США, учитывая, что основными держателями американских государственных ценных бумаг, от курса которых во многом зависит состояние финансовой системы Соединенных Штатов, в настоящее время являются Япония и Китай? Или здесь тоже в какой-то мере можно говорить о «внешнем управлении», хотя представление об Америке, управляемой из Токио и Пекина, на первый взгляд кажется абсурдным?
10С.Белковский. Трагедия Владимира Путина // Лента.ру, 19.01.2004 http://vip.lenta.ru/fullstory/2004/01/19/putin/index.htm
11К.Рогов. Между демократией и свободой. Идейные парадоксы русской демократической революции // «Неприкосновенный запас». 2003. № 5.http://www.russ.ru/nz/2003/5/rogov-pr.html
12Там же.
12Е.Гайдар. Дни поражений и побед. М., 1996. С. 34.
14Там же. С. 9.
15Его дни во главе РАО «ЕЭС России», впрочем, согласно упорным слухам, уже сочтены.
16О.Крыштановская. В направлении наполеонизации // Газета.ру, 19.03.2004 http://www.gazeta.ru/comments/tendency/96742.shtml
17Д.Орешкин. Новая элита: двери закрываются? // Полит.ру, 11.03.2004 http://www.polit.ru/publicism/country/2004/03/11/elite.html
Print version
EMAIL
previous КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ |
Григорий Голосов
ЛЕВЫЙ ФЛАНГ В РОССИИ ОТМИРАЕТ О НЫНЕШНЕЙ СИТУАЦИИ В КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (КПРФ) ... |
Александр Куранов
next
ARCHIVE
2021  1 2 3 4
2020  1 2 3 4
2019  1 2 3 4
2018  1 2 3 4
2017  1 2 3 4
2016  1 2 3 4
2015  1 2 3 4
2014  1 2 3 4
2013  1 2 3 4
2012  1 2 3 4
2011  1 2 3 4
2010  1 2 3 4
2009  1 2 3 4
2008  1 2 3 4
2007  1 2 3 4
2006  1 2 3 4
2005  1 2 3 4
2004  1 2 3 4
2003  1 2 3 4
2002  1 2 3 4
2001  1 2 3 4

SEARCH

mail
www.jota.cz
RSS
  © 2008-2024
Russkii Vopros
Created by b23
Valid XHTML 1.0 Transitional
Valid CSS 3.0
MORE Russkii Vopros

About us
For authors
UPDATES

Sign up to stay informed.Get on the mailing list.