Russkiivopros
No-2013/1
Author: Любовь Шишелина

ВИШЕГРАДСКАЯ ГРУППА: ВЗГЛЯД ИЗ РОССИИ

Вишеградская группа пока не заняла подобающего места в российском внешнеполитическом внимании. Настолько, что не существует не только устоявшегося названия этой структуры, но и единообразия в написании титула. Если в случае французского курорта Виши не возникает и тени сомнения, что писать следует через «и», то в случае с венгерским Вишеградом, по имени которого и была названа региональная группа, то и дело встречаешь замену «и» на «ы», что, видимо, более понятно пишущим, как нечто, расположенное на высоте. Однако этим понимание зачастую и заканчивается.

В официальных структурах МИД также нет упоминания о Вишеградской группе в ряду региональных партнеров по сотрудничеству. Опрос же, проведенный московским Вишеградским исследовательским центром [1], среди студентов ведущих московских ВУЗов (МГУ, РГГУ) показал, что лишь около четверти – максимум трети - студентов-международников последнего курса способны определить  хотя бы, где это находится географически. Каковы функции этого объединения – об этом могут поразмышлять лишь единицы.

Потому, выпустив два с половиной года назад книгу «Вишеградская Европа: откуда и куда?», мы должны были добавить подзаголовкок, поясняющий, что речь в книге идет о Венгрии, Польше, Словакии и Чехии, в единстве региональной структуры и порознь. [2]

В феврале 1991 года, когда лидеры Венгрии, Польши и Чехословакии поставили свои подписи под документом о создании регионального объединения в восточной части Европы, еще не отошедшей от бурных споров участников Совета экономической взаимопомощи и ОВД, в России воцарилась пауза неприятия: как же, ведь это объединение фактически замещало собой простиравшийся от Адриатики и Черного моря до берегов Балтики пояс социалистических союзников. Россию к обсуждению новых региональных реалий не приглашали, зато чрезвычайную активность демонстрировали Соединенные Штаты и лично Збигнев Бжезинский. Похоже, на этом, на представлении, что в Восточной Европе происходит какой-то новый геополитический маневр, Россия и застыла на долгие два десятилетия. Тем более что никаких собственных планов, кроме углевдородо-транзитных, она в тот период и не вынашивала. В основополагающих документах по внешней политике РФ о Восточной Европе упоминалось вообще вскользь и даже порой менее, нежели о странах африканского континента. Это только в канун вступления части стран Восточно-Центральной Европы (ВЦЕ) в Европейский союз заместитель Министра иностранных дел РФ Александр Авдеев, выступая летом 2001 года на международной конференции «Россия и Центральная Европа в новых геополитических реальностях», произнес: «Исторически сложилось так, что в основе отношений России со странами этого региона лежат три главных компонента: безопасность, экономика, культура. Сегодня в каждой из этих областей есть реальная возможность строить эти отношения на принципах добрососедства и партнерства, но не все зависит от нас. Мы готовы пойти по пути развития таких отношений с восточноевропейскими странами настолько далеко, насколько к этому будут готовы сами наши партнеры». [3]

Похоже что, следуя именно этой лини пассивного ожидания, Россия получила сегодня массовое возрождение интереса к себе в странах региона и поток предложений о сотрудничестве от правительств и деловых кругов. Но вот как относиться к новым региональным реалиям в этой части Европы, представленным в форме Вишеградской группы, к официальным высказыванием и декларациям этой структуры, Россия до сих пор не определилась. Если говорить о причинах субъективного плана, то Россия пока не определилась  и со стратегией отношений со странами ВЦЕ в принципе. Хотя, если говорить об объективных факторах, похоже, что регионализм является непременным историческим условием существования этого пространства. Достаточно вспомнить, сколько планов регионального устройства творилось, обсуждалось и примерялось здесь за последние скоро два столетия. И вот опять сама Европа предлагает России вариант двух регионов, или двуядерной Восточной Европы, одно ядро – вокруг Вишеграда, другое – вокруг Балкан. Действительно, есть о чем задуматься.

Последнее время посольства стран-участниц Вишеградской группы заметно активизировали свою активность в Москве, предлагая научной и культурной общественности свои совместные программы, продвигая свои взгляды на ситуацию в регионе, на отношения с Россией и на свои взаимоотношения с ЕС и НАТО. Каждая страна делает это по-своему, более или менее настойчиво, в зависимости от амбиций и видения своей роли в «вишеградской игре».

Готова ли Россия принять участие в этом предложении? И что фактически оно из себя представляет… Для этого необходимо определиться с несколькими параметрами:

Вопрос стабильности и реальности Вишеградской четверки – это, пожалуй, главное, что мешает России относиться к этому явлению столь же серьезно, как к другим региональным образованиям, типа возникших почти одновременно с Вишеградской группой (ВГ) Совета Баренцева моря, Совета государств Балтийского моря [4] и т.д., даже к Бенилюксу, наконец. Причин этому несколько. И, прежде всего, нестабильность самого сотрудничества, с его многофазными стартами, выяснениями отношений между членами, отсутствием координирующих органов.

Начав с цели заполнения вакуума общения, преодолев осмысленную попытку совмещения усилий по вступлению в НАТО и ЕС, сегодня, спустя 22 года после создания, ВГ на первый план ставит уже создание региональных вооруженных сил и руководство восточными соседями в их сближении с ЕС в рамках политики Восточного партнерства. Даже при отсутствии институциональной базы взаимодействия. И, как известно, цель создания общих структур управления на повестке дня даже не стоит. В этом видится главное напрягающее противоречие, скрываются сомнения в геополитической субъектности «четверки». Но об этом дальше.

Работая над книгой, мы с открытой симпатией пошли по пути согласия с обоснованием наличия общих культурно-исторических, цивилизационных измерений региона, которые могут браться как базовая основа его дальнейшей эволюции в сторону региона «Вишеградской Европы», а не просто временной геополитической перегруппировки в центре континента. Это, прежде всего, та квинтэссенция европейского западного и восточного, реализовавшаяся в соединяющей, мостовой миссии, которая иногда вырывается на поверхность вне зависимости от конъюнктурных веяний политики. Иными словами, попытались заместить томящую неочевидность взаимодействия убеждающими фактами. И не смогли убедить себя сами окончательно и бесповоротно: да, сегодня Восточная Европа совершенно очевидно разобщена на Вишеградскую и Балканскую Европу. Хотя уже сам факт намечающегося в этом году председательства Венгрии одновременно в Вишеградской группе и Центральноевропейской инициативе начинает внушать всё больше сомнений. По крайней мере, относительно этой страны: заместит ли легендарная дружба венгров и поляков дунайскую геополитическую данность Венгрии… Хотя и одномоментный прием этих стран в НАТО и в ЕС, а также долгое отрицание российской внешней политикой за счет пробалканских симпатий существенно поспособствовали сплочению вишеградского региона.

Открытым остается и вопрос, насколько «переходность» между геополитическим Востоком и геополитическим Западом может являться фундаментом единства? Тем более, что за границами ВГ у каждой из стран есть свои собственные геополитические интересы или, скорее, даже «сферы», о которых они не забывают: для Польши это Беларусь, Западная Украина и, в какой-то мере, Прибалтика, для Чехии это Германия, для Венгрии – отомкнутые после Трианона диаспоры в Румынии, Воеводине,  в Украине и в Австрии… А словацко-венгерское порубежье, населенное этническими венграми, до сих пор меньше всего способствует сплочению и взаимопониманию между двумя странами. Может, на самом деле регион представляет собой резерв геополитики?

Получается, что противоречий не меньше, чем сближающих факторов. И какие из них вторичны, а какие первичны – объективно определить пока невозможно. «Пока» не станут более ощутимыми подвижки на пространстве бывшего СССР, по крайней мере, и столь же пока «неочевидное евразийское взаимодействие» не превратится в реальность. Понятно, что внутренние противоречия, заложенные в историческом развитии Восточной Европы, постоянно будут побуждать ВГ к движению, если не произойдет ее реального оформления в геополитический регион, а при нынешнем скудном экономическом благополучии, зависящем исключительно от Брюсселя, рассчитывать на подобный исход не приходится. По крайней мере, пока…  Пока не минул экономический кризис, а точнее – не найдены убедительные пути выхода из него. И критический дух, в свое время отчуждавший эти страны от социалистического содружества, может также сыграть свою деструктивную роль в отчуждении части стран от ядра Евросоюза…  И если только в этом, в критическом умонастроении, заключен тот Homo visegradicus [5], в существование которого успели поверить наиболее последовательные сторонники вишеградской идеи – то им предстоит еще довольно большой труд по воспитанию такого типа человека в пределах четверки. Любые же попытки пренебречь «углублением» за счет «расширения» ВГ, по терминологии ЕС, приведут к тому же состоянию, в котором сейчас и сам европейский континент…

Восприятию ВГ как единой структуры мешает и разное отношение к ней самих стран-членов. Одни верят в нее, другие – нет. Несмотря на то, что инициатива по созданию ВГ исходила в свое время от президента Чехословакии Вацлава Гавела, он так и остался практически единственным сторонником этой структуры в самой Чехии. Скептическое отношение, проявленное в то время министром иностранных дел Иржи Динстбиром, заявившем в 1991 году, что он «не верит в структуру трех, за спиной которых маячит кто-то четвертый», превратилось в фирменный знак скептического отношения чехов к «вишеградскому прогрессу». Сегодня энтузиастами вишеградского движения остаются Польша и Венгрия, причем амбиции Польши обретают тяготеющий характер в современной стратегии ВГ, если можно говорить о таковой в принципе.

Были в истории ВГ разные моменты. Созданная в 1991 году и благополучно справившаяся в 1993 году с созданием общего таможенного пространства, Вишеградская группа государств на протяжении 1994-1997 годов не собиралась ни разу. В польском МИД это состояние охарактеризовали как «Вишеград не существует, но работает». [6] На этом фоне страны были, в основном, заняты решением проблем «по требованию Европейского союза», т.е. выдвинутых в качестве условия приема в эту организацию. Среди них - проблема дунайского гидроузла Габчиково-Надьмарош  и венгерского национального меньшинства в Словакии, которые отягощали венгерско-словацкие отношения. В итоге, две страны предстали перед Европейским судом, который решил проблему гидроузла в пользу Словакии. После напряженность в отношениях выросла до такой степени, что пришлось отменить планировавшуюся на 20 сентября 1997 года в Братиславе встречу министров иностранных дел двух стран.

Новый импульс вишеградскому сотрудничеству пришел скорее извне. 13 декабря 1997 года на заседании Совета ЕС в Люксембурге Венгрия, Польша и Чехия были официально приглашены начать переговоры о вступлении в Европейский союз. Это открывало перед вишеградскими странами перспективу наполнения взаимодействия сближающими мотивами евроинтеграции. Так, после длительного застоя в истории этой организации, 21 октября 1998 года в канун вступления Венгрии, Чехии и Польши в НАТО, в Будапеште премьер-министры Венгрии, Польши, Словакии и Чехии приняли заявление о возобновлении Вишеградского сотрудничества. Были произнесены речи о новых серьезных намерениях и о новом этапе взаимодействия.[7]  Восточноевропейские эксперты склонны отождествлять начало нового этапа в сотрудничестве со сменой правительств, произошедшей в странах к этому моменту. Однако не будем всё же забывать и о приглашении ЕС, и о событиях, назревавших на Балканах. Совместное вступление в НАТО было еще ближе по срокам. И в этой связи опять напрягает то обстоятельство, что на встрече не было принято никакого заявления об обострении ситуации в Югославии. Здесь зависает важный знак вопроса: было ли это сплочение в принятии условий НАТО и, таким образом, определение союзнической линии? Хотя обвинять эти страны в занятии непопулярной позиции в то время, когда сама Россия не могла четко озвучить свое отношение к Балканской войне, представляется несправедливым. Здесь на весах балансируют понятия объектности и субъектости вишеградского образования.

Балканская война, вступление в НАТО, - как и ранее образование ЦЕФТА в самом начале 90-х гг. - на какое-то время сблизили страны Вишеградской Группы. Однако сама основа для сближения не носила сколько-нибудь стабильного, долгосрочного характера. Результаты войны против Югославии не стали для Европы предметом гордости и стимулом для нового единения усилий.[8] Наоборот, в Европе встал вопрос о том, как внешней державе удалось втянуть Европу во внутриконтинентальную войну.

3 декабря 1999 года, то есть уже по завершении войны, на встрече в словацком Герлачеве президенты Вацлав Гавел, Арпад Гёнц, Александр Квасневский и Рудольф Шустер приняли «Татранскую декларацию», в которой они подтвердили решимость продолжения сотрудничества ради, как указывалось в документе, «придания нового лица Центральной Европе». [9] В декларации подчеркивалось стремление вишеградских государств вступить в Европейский союз и повторялось обращение к НАТО с просьбой о приеме в эту организацию Словакии. Таким образом, все четыре государства вновь оказываются в единой военно-политической структуре и вместе устремляются к вступлению в ЕС.

Я бы обозначила 2001 - 2002 гг., т.е. период, связанный с саммитом в Ницце, как начало нового этапа в истории Вишеградской группы, поскольку уже в рамках программ подготовки к вступлению и после него начинаются реальные испытания ВГ на предмет чувства солидарности. К сожалению, действия ЕС не всегда способствовали углублению взаимодействия между вишеградскими странами. Так, процедура адаптации новых членов способствовала скорее размыванию их единства, нежели укреплению. Центральноевропейская зона свободной торговли, содействовавшая в свое время ликвидации таможенных барьеров, в целом не стимулировала активизацию горизонтальных экономических связей в регионе. Ориентиром для каждой из стран по-прежнему оставались и до сего дня остаются дотации из фондов ЕС и западные инвестиции. По этим статьям между странами шла и продолжает идти, скорее,  конкурентная борьба, более способствующая вертикализации межгосударственных отношений и замыканию их на интеграционном ядре Евросоюза. Региональное взаимодействие в экономической сфере,  несмотря на то, что регион выгодно отличается по уровню экономического развития и от Балкан, и от трех Балтийских государств, выглядит довольно слабым, даже несмотря на попытки Брюсселя перенаправить товарообменные потоки внутрь региона. [10]

Достаточно слабы до сих пор и основы политического единства четвёрки. Возьмем хотя бы отношение к признанию Косово. Словакия твёрдо отказывается от этого шага, подозревая, что это может стать прецедентом в ее отношениях с Венгрией. Польша и Чехия, в отличие от Венгрии, подписавшей Лиссабонский договор одной из первых, долго заставляли волноваться весь ЕС на предмет - осуществится ли давнее чаяние европейцев по общей конституции. Или политика Восточного партнерства, которая практически не интересует Чехию, но видится весьма актуальной для Польши и Венгрии. Словакия здесь остается посередине шкалы интереса к продвижению интересов и влияния ЕС дальше на Восток.  Или не улегшиеся до сих пор споры между Венгрией, с одной стороны, и Чехией и Словакией, с другой, по декретам Бенеша, в соответствии с которыми после Второй мировой войны из регионов этих стран было депортировано венгерское население. Остается под вопросом, консультировалось ли руководство Чехии и Польши со своими коллегами по Вишеграду, принимая решение о размещении элементов американской системы ПРО на своих территориях. Или вот еще вопрос: почему Польша готовила программу Восточного партнерства не со своими коллегами по Вишеграду, а со Швецией... Всё это в определенной степени умаляет вес совместных коммюнике и деклараций Вишеградской группы.

Четвертая фаза начинается с принятием ЕС политики Восточного партнерства и попытки сплочения четырех стран Вишеградской Европы перед лицом «новых вызовов». А вот существуют они на Востоке или нет – вопрос первостепенный для того, чтобы сплочение стран обрело новую глубину и формат.

В целом опыт 1990-х - 2000-х годов оставляет много открытых вопросов о реальной эффективности регионального вишеградского сотрудничества. Однако он не оставляет сомнений в необходимости поддержания регионального диалога как средства предотвращения серьезных конфликтов в центральной части Европы. Лучше пусть будет, чем нет. Определенность всегда предпочтительнее… И даже если конфигурации будут меняться, Вишеградская Европа как культурно-исторический феномен останется…

Наиболее ярким проявлением вишеградского сотрудничества за эти годы были попытки совместного отстаивания интересов внутри ЕС. Так было при обсуждении бюджета ЕС на 2007 – 2014 гг. В совместном заявлении премьер-министров четырех стран по итогам года в связи с этим обстоятельством предлагалось «подготовить условия для достижения политического компромисса между членами ЕС к июню 2005 года». [11] Длительные совместные усилия четверки, несколько встреч с премьер-министрами Бенилюкса, председателем Еврокомиссии Ж.М.Баррозу и председательствовавшем со второй половины 2005 года в ЕС премьер-министром Великобритании Тони Блэром, принесли свои результаты. Вновь принятые страны получили доступ к средствам из бюджета ЕС не только на равных, но, в ряде случаев, и на особо благоприятных условиях. Эта акция принесла первую победу региональным лидерам и одновременно внушила веру в успех вишеградского предприятия. Ее можно назвать крещением ВГ в качестве дееспособного региона ЕС, а также в качестве локомотива восточноевропейской интеграции в эту структуру. Далее были уже менее удачные попытки. Примером может послужить осуждение премьер-министром Чехии Миреком Тополанеком в 2009 году, во время председательства Чехии в Совете ЕС, предложения венгерского премьера Ференца Дюрчаня сплотиться пред угрозой экономического кризиса и лоббизма «старой Европы». И, тем не менее, традиция вишеградского руководства встречаться и обсуждать возможность консолидированных действий перед каждым саммитом ЕС устоялась. Кстати, это было встречено негативно в частности, президентом Франции Николя Саркози, обвинившим страны ВЦЕ в постоянных сговорах. 

Сегодня регион реализует себя в двух сферах – отстаивании общих интересов в ЕС и в восточной политике, которую можно разделить на два направления: отношения с непосредственными соседями, которые укладываются в политику Восточного партнерства ЕС, и отношения с Россией. Что касается первой сферы, то здесь ВГ можно рассматривать скорее как субъект европейской геополитики. А вот что касается внешнего проявления его геополитических характеристик, то здесь не всё однозначно.

Геополитические интересы. Понятно, что на этапе создания и вплоть до конца первого десятилетия 21 века, главной геополитической задачей Вишеградсвой группы были те самые «вызовы с Востока», стремление укрепить собственную безопасность там, где кончаются границы Европейского союза и НАТО. 

Однако вот уже который год Евросоюз живет в условиях тяжелого экономического кризиса, ставящего испытательные условия для всей западноевропейской интеграции. Кроме того, в странах региона растет убежденность в том, что оставление восточного рынка было большой ошибкой. Это подвигает их с двойными усилиями бороться за возможность вернуться на рынки России, Украины, Казахстана…  Опять возникает необходимость в балансе геополитики. У населения, внимательно следящего за политической и социальной адаптацией стран к «ценностям» ЕС, то и дело возникает сомнение в их сочетаемости с собственными, национальными представлениями о христианских добродетелях. Парады геев, разнузданность масс медиа, волны мигрантов, занимающие рабочие места и настаивающие на собственных обычаях, наркокультура, необходимость участия в союзнических операциях в Афганистане не радуют большинство венгров, поляков, чехов и словаков.

Возникает качественно новая ситуация: с одной стороны, Евросоюз стремится достичь самообеспечения этих стран за счет поддержки восточного вектора их экономик. С другой, сами страны ВГ пытаются оптимизировать свои отношения внутри европейской интеграции, пытаясь выправить свое восточное крыло, выстроить восточный фланг и скоррелировать отношения со странами-лидерами ЕС в соответствии со своими представлениями. Извне тенденция этого относительно самостоятельного регионообразования укрепляется за счет сплочения перед вызовами с Востока – реальными и мифическими одновременно. Вопрос в том, насколько на этой основе возможно выстроить безопасное, дружественное окружение. Ведь здесь надо учитывать, что Чехия и Польша, например, могут видеть угрозы по-разному.

Минем стадию Европейской политики соседства, [12] которая при ее создании, в общем и целом, действительно выглядела как выстраивание кольца безопасности вокруг расширившегося в 2004 году Европейского союза. ЕПС действительно фиксировала геополитическую ситуацию, связанную с последней, восточной волной расширения ЕС и выдвигала новые задачи по формированию «дружеского окружения» на перспективу от трех до пяти лет. [13]

Несомненным лидером восточного крыла политики ЕПС [14] изначально стала Польша, принявшая, вместе с Литвой самое деятельное участие и в проблеме Калининградского транзита и в политической жизни в Украине и в Белоруси. При Президенте Качиньском Польша пыталась формировать комбинации из бывших республик СССР и бывших соцстран, т.н. «оси» нежелающих вновь попасть под крыло Москвы. Уже с самого начала политика ЕПС выглядела как продолжение внедрения в геостратегическое пространство России, правда, замедленными темпами, связанными с большей сложностью и более крупными параметрами новых «поглощаемых» объектов – в данном случае – Украины и Беларуси. [15]  При этом в стратегии ЕПС ничего не говорилось о том, что строиться она должна таким образом, чтобы не вступать в конфликт с интересами России и формируемых вокруг нее интеграционных структур. Наоборот, в канун принятия стратегии ЕПС, [16] ЕС продемонстрировал отсутствие намерения принимать во внимание политические интересы Москвы. В частности, в одном из документов говорилось, что ЕПС поддерживает стремление Украины к интеграции в ЕС, однако «установление Общего экономического пространства России, Украины, Беларуси   и Казахстана, может стать тормозом в развитии отношений Украины с Евросоюзом». [17] В принципе, эта формулировка не изменилась за прошедшее десятилетие. Сегодня Европейский союз в очередной раз напоминает Украинским властям, завершающим переговоры об ассоциации, что стране необходимо сделать выбор между ЕС и Таможенным союзом, формирующимся на пространстве бывшего СССР.

ЕПС не сразу стала политикой Вишеградской Группы. То есть, если говорить точнее, на первом этапе страны Вишеградской Европы отказались разделить лидерские амбиции Польши в непосредственно примыкающих к их границам бывших республиках СССР. Вместо этого и Венгрия, и Словакия продолжали проводить отвечающую исключительно их национальным интересам политику улучшения двусторонних отношений с этими странами.

Новый этап восточной политики ЕС в отношении бывших республик СССР, получивший название «Восточное партнерство»,был предложен в мае 2008 года министрами иностранных дел Польши и Швеции Радославом Сикорским и Карлом Бильдтом. По заданию Еврокомиссии новые предложения в области политики Восточного партнерства были сформулированы уже в 2009 году. Однако программа столкнулась с новыми препятствиями в условиях кризиса. Депутаты понимали, что программа потребует выделения немалых денежных средств, и потому раскритиковали представленный в январе 2009 года на обсуждение в Парламент документ. Одни упрекали программу в отсутствии амбициозности, другие, как представитель Британии Чарльз Таннок,[18] увидели в предложении Польши и Швеции несоответствие реалиям, выражающееся, в частности, в том, что страны, рассматриваемые в рамках этой программы как регион, на самом деле таковым себя не считают и желают выстраивать с Евросоюзом исключительно двусторонние отношения. А депутат от Литвы Витаутас Ландсбергис попросил добавить убедительности в том, что программа направлена на защиту стран – объектов этой политики от посягательств со стороны России.[19]

Новую инициативу ЕС – состоявшийся в Праге 7 мая 2009 г. саммит под названием «Восточное партнерство» - проигнорировали не только лидеры десяти ведущих западных государств, (среди которых главы Франции, Великобритании, Италии, Испании, Люксембурга), но и двух из шести приглашенных государств – Беларусь  и Молдова. Тем не менее, хозяин саммита, чешский премьер Мирек Тополанек старался всячески подчеркнуть, что данный факт нисколько не умаляет исторического значения этого события.

Между тем, еще накануне саммита между членами ЕС вскрылись серьезные различия в позициях по поводу стратегии Восточного партнерства. Так, устами первых лиц Германии, Франции, Великобритании, Италии и стран Бенилюкса, было сделано предупреждение, что данная формула сотрудничества не сулит странам – объектам членства в ЕС, а может рассматриваться всего лишь как средство воодушевления этих стран к сближению их позиций с ЕС. В то же время, Вишеградские страны – Польша, Чехия, Словакия и Венгрия сочли такую позицию неправильной. Разошлись две группировки и в терминологии. В то время как страны «старой Европы» продолжили называть бывшие советские республики «восточными соседями», страны Вишеградской Европы и Прибалтики предпочитали именовать приглашенных на саммит новичков из числа бывших республик СССР «европейскими странами». В некоторой степени спор был разрешен после компромиссного предложения использовать термин «восточные партнеры».

Значимость пышно анонсированного события свелась к обещаниям постепенного прогресса в либерализации визового режима для «восточных партнеров» и дифференцированного подхода к подписанию соглашений об усиленном партнерстве по типу уже имеющегося соглашения с Украиной. В 2011 году, прошедшем последовательно под председательством в первой половине – Венгрии, а во второй – Польши, намечался прорыв в политике Восточного партнерства и сразу два саммита – под председательством каждой из стран. Однако события на Средиземноморском фланге – т.н .арабская весна, не позволили ЕС поддержать усилия вишеградцев. Сначала с повестки дня был снят саммит в Венгрии, а на саммит в Варшаве из лидеров западных стран прибыла только Ангела Меркель. И, тем не менее, направление «Восточное партнерство» с этого момента закрепляется как платформа для сплочения Вишеградской группы, становится ее сферой деятельности в рамках политики безопасности ЕС.

Исходя из сегодняшних геополитических реалий, можно предположить, что если Вишеградская группа за 22 года своего существования не превратилась в институализированную региональную структуру, она стала хотя бы авторитетным восточноевропейским форумом. Думается, даже более значимым в современных реалиях, чем Бенилюкс, поскольку заполнила своим образованием пустующую нишу в европейском политическом общении. Это структура, в которой постепенно сложился своеобразный внутренний диалог и внутренний рынок. Может быть, даже без особых усилий со стороны самих участников, а. скорее, на гребне стихии регионализации, охватившей Европейский союз после восточного расширения. Благодаря единственной постоянной структуре – Вишеградскому фонду, Вишеградской группе удается развивать общее экономическое, культурное, информационное пространство. Вишеградская группа обрела свою сферу ответственности в ЕС в форме программы Восточное партнерство. Наконец, в настоящий момент и до 2016 года ВГ начинает формировать структуру региональной безопасности как составную часть программы Общей внешней политики и политики безопасности ЕС. [20] Вишеградская группа предстает привлекательным фактором для стран-соседей и уже по этой причине не может не браться во внимание современными европейскими политиками.

Всё вышесказанное можно рассматривать как предложение России приглядеться к этой структуре более внимательно, даже если это не соответствует региональным планам РФ – если таковые имеется в рождающейся восточноевропейской стратегии России. Со странами региона у России достаточно динамичное экономическое сотрудничество и растущие объемы товарооборота. Растет культурный обмен и сотрудничество в сфере образования. Да, Россию не пригласили к участию в этой структуре, но здесь, помимо параметров, играет роль и то, что создавалась эта структура, как один из вариантов «СЭВ-а без СССР». И уже есть понимание, что не получилось: без конструктивных отношений с Россией не обойтись. По крайней мере, без ее рынка этим странам самостоятельно и как региону не подняться. Да, Вишеградская группа на сегодня является внутренним регионом ЕС. Но, строя отношения с отдельными странами, мы не можем хотя бы не приглядываться к этому региону, поскольку вокруг него сейчас  - в том числе в свете нового этапа политики Восточного партнерства – намечаются важные геополитические сдвиги.  


[1] Исследовательский центр «Вишеградская четверка» был создан в Институте Европы РАН в 2006 г.
[2] «Вишеградская Европа: откуда и куда? Два десятилетия по пути реформ в Венгрии, Польше, Словении и Чехии». Под редакцией Л.Н.Шишелиной. М. «Весь мир», 2010.
[3] Александр Авдеев: Выступление на IV международной научной конференции «Россия и Центральная Европа в новых геополитических реальностях» Москва, 14-16 июня 2001 г. // «Россия и Центральная Европа в новых геополитических реальностях». Сборник выступлений участников конференции. Том 4. М.2002. ИМЭПИ РАН. Стр. 18-19.
[4] Куда Россия, кстати, входит на правах страны-участницы.
[5] Термин впервые употреблен венгерским культурологом Робертом Кишш-Земаном.
[6] Gábor Hárs. Visegrad - A Personal Memoir of Cooperation // 15 Years of Visegrad. International Visegrad Fund. Bratislava, 2006. P. 51.
[7] В то же время, как отмечает венгерский исследователь Андраш Деак, осталось много вопросов по существу:  «В чём различие между сегодняшним сотрудничеством “второго поколения” и предыдущим? Какие исключительные обстоятельства обеспечивают его жизнеспособность и гарантируют вероятность того, что в этот раз ВС не окажется в тупике, как это произошло в начале '90-ых годов?» Деак Андраш. Европейский Союз и Вишеградское сотрудничество. // Международный диалог, 2001, № 2. С. 52-64.
[8] Беттхер Винфрид. Европейское бессилие на Балканах…
[9] 15 Years of Visegrad. International Visegrad Fund. Bratislava, 2006. P. 47.
[10] Глава «Страны Вишеградской группы в Евросоюзе: экономический анализ» // Вишеградская Европа: откуда и куда? Два десятилетия по пути реформ в Венгрии, Польше, Словакии и Чехии. М., Весь мир, 2010. Стр. 385-444.
[11] Joint Press Release. Meeting of the Prime Ministers of the Visegrád Group Countries
Warsaw, 8 December 2004. http://www.visegradgroup.eu/main.php?folderID=830&articleID=3886&ctag=articlelist&iid=1
[12] Wider Europe— Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours Commission of the European Communities. Brussels, 11.3.2003.
[13] European Neighbourhood Policy Strategy Paper. Commission of the European Communities. Brussels, 12.5.2004.
[14] Ее объектами стали Украина, Беларусь  и Молдова, а также, во втором эшелоне, Армения, Азербайджан и Грузия. EuropeanNeighbourhoodPolicyStrategyPaper.
[15] В отношении Беларуси  ЕПС предусматривала политику вмешательства во внутренние дела этой страны вплоть до контроля за выборами Президента. На языке ЕПС это звучало следующим образом: «пока не будет достигнут перевод страны на демократический путь». Report on 'Wider Europe - Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours.' Committee on Foreign Affairs, Human Rights, Common Security and Defence Policy. Rapporteur Pasqualina Napoletano European Parliament November 2003.
[16] В Докладе Комиссии по иностранным делам, правам человека, общей политике безопасности и обороны Европарламента под названием «О соседстве расширенной Европы: новые рамки отношений с нашими восточными и южными соседями» от 5 ноября 2003 года.
[17] Report on 'Wider Europe – Neighbourhood: A New Framework for Relations with our Eastern and Southern Neighbours.' Committee on Foreign Affairs, Human Rights, Common Security and Defence Policy. Rapporteur: Pasqualina Napoletano. EuropeanParliament. 5 November 2003.
[18] Bulletin Quotidien Europe№9822 21.01.2009.
[19] Ibidem.
[20] Joint Communiqué of the Ministers of Defence of the Visegrad Group. Litomerice, 04.05.2012.